Политика иранских властей из года в год становится всё «шумнее» и заметнее не только в регионе, но и во всём мире. К подобным действиям относятся, как и дипломатические игры в регионе так и вопросы развития атомных технологий. Последнее в большей степени беспокоит западные страны, во главе с США, которых волнует возможность выхода Ирана из рамок развития «мирного атома».
Да и в целом, исламская революция в Иране и формирование нового режима проходило болезненно для США, так как оно сопровождалось потерей союзного ему шахского режима, захват посольства США, возможность экспорта революции в страны союзницы. Подобные события даже подняли вопрос о возможной интервенции в Иран, которую активно лоббировал Бзежинский.
Однако, что было против США, то на руку СССР. По крайней мере СССР выступило не против изменений в Иране, но наблюдали с опаской за исламизацией южных рубежей. В Иране также, было неоднозначное отношение к северному соседу и коммунистическому блоку, в общем и целом. Доказательством этому может служить письмо министра иностранных дел ИРИ Готбзаде на имя министра иностранных дел СССР Андрея Громыко отправленное в августе 1980 года.
Ссылаясь на слова А.Г. Марьясова, посла РФ в Иране с 2001 по 2005 годы, новые Иранские власти рассматривали Соединенные Штаты «большой сатаной», а Советский Союз «малой».
В последующие годы, отношения между СССР и Ираном, а с начала 90-х годов, между Российской Федерацией и Ираном, отношения развивались весьма плавно. В сентябре 2000 года ходе Евроазиатской конференции по транспорту в Санкт-Петербурге было также подписано соглашение о развитии транспортного коридора Север-Юг. Начиная с этого момента, можно рассматривать данный проект как индикатор уровня отношений России и Ирана. Проект был вялотекущим и ему не выделялось достаточного финансирования, до 2014 года. В 2014 году, на фоне начала активной фазы противостояния Россия – НАТО, страны коллективного запада наложили каскад пакетов санкций на РФ, ограничив его возможности торговли. В этот момент проект коридор Север-Юг увидел второе рождение. Отношения между двумя странами начали развиваться, ввиду заинтересованности обеих стран. Отношения затронули транспортный, промышленный и энергетический сектор, в том числе сегмент развития «мирного атома».
Новый виток динамики отношений этих двух стран возник после 24 февраля 2022 года, с начала боевых действий в Украине. Теперь Россия, находясь на таком же уровне изоляции от стран западного блока, как и Иран, расширила сотрудничество вплоть до военного сегмента и стала импортёром оружия.
Власти Исламской Республики понимают, что им нужно выстраивать партнёрские и торговые отношения. Наравне с привычной военной риторикой о возможностях Иранской военной промышленности высшие эшелоны власти этой страны начали использовать "мягкую силу". В особенности интересным является то, в каких регионах они начали использовать "Soft Power". Рассмотрим детальнее, почему режим шиитских богословов решило начать инвестироваться в сунитский Северный Кавказ и Прикаспийские города, а также применять там элементы публичной дипломатии.
Прикаспийский регион:
В первую очередь бросается в глаза инвестиции в инфраструктуру на побережье Каспийского моря.
По информации Центра постсоветских исследований 70% порта Астрахань находится в активах иранских бизнесменов.
В свете того, что коридор Север-Юг единственный путь между Ираном и Российской Федерацией напрямую, в обход третьих стран, данный факт вызывает интерес. В данный момент обе страны договорились о строительстве новых сухогрузов, которые будут специализированы на мореходстве по Каспийскому морю и даже начинают работу по углублению дна вокруг порта на Волге. По информации Губернатора Астраханской области, инвестиции в портовую инфраструктуру со стороны Ирана превысили 600 миллионов рублей (более 11 миллионов манат), а также заключили контракты на постройку кораблей на сумму около 1 миллиарда рублей (более 18 миллионов манат).
Однако помимо инвестиций в портовую инфраструктуру, замечено увеличение иранских финансовых вливаний в авиа-портовую в Махачкале. Инвесторы из ИРИ выразили готовность помочь модернизировать махачкалинский торговый терминал, тем самым увеличить объем нефтеналивной гавани, а также готовятся вложить финансовые ресурсы в прочие инфраструктурные проекты. Были также выдвинуты предложения о внедрении Иранских инвестиций в более социальные проекты, например в переработку мусора в Дагестане.
Разобьём эту информацию на два основных подхода: финансовый интерес и политический интерес. В ситуации с вложением денег в развитие морских- и авиа-портов на самом деле нет ничего абсолютно сверхъестественного. Иран начинает наращивать свою долю активов на этом рынке что является тривиальным подходом для любой страны, которая хочет защитить свои интересы.
Однако с точки зрения политического интереса всё выглядит иначе. Власти Ирана своими действиями и риторикой многократно доказывали, что беспокоятся усилением позиций Азербайджана и хотят диверсифицировать свои транспортные маршруты с Россией, развивая, как и морские торговые пути на Каспии так и проявляет интерес к развитию логистических возможностей на восточном побережье.
Хотя оба маршрута в разы дольше и менее благоприятны чем отрезок, проходящий через территорию Азербайджана.
Для наглядного примера: протяженность морского пути от порта Решт до порта Астрахань более 1000 километров, протяженность восточного маршрута, через Туркмению, Узбекистан и Казахстан уже около 1900 километров, а путь от Астары, до Российского ППП Тагиркент-Казамляр занимает все 470 километров.
Это доказывает то, что Иран пытается как можно меньше контактировать в каких-либо транзитных взаимоотношениях с Азербайджаном. Страх перед усилением Азербайджана и возможностью сепаратизма этнических азербайджанцев на севере страны вынуждает Иран «обходить квартал» тем самым увеличивая время доставки товаров до конечного покупателя.
Северный Кавказ:
Затронув тему инвестиций в Дагестан, невозможно не заметить увеличивающийся объем инвестиций ИРИ в социальные проекты. Подобные проекты являются проявлением «мягкой силы» Ирана в регионе, в попытке закрепить свои позиции не только в финансовых аспектах, но и в умах людей.
Однако, если в логический порядок укладываются подобные проекты в Дагестане, в прикаспийском регионе, который, как было отмечено ранее, является для Ирана экзистенциальным вопросом, следующий факт заставляет задуматься. Ещё в 2020 году в российских СМИ начали публиковаться новости об инвестициях ИРИ в Северную Осетию. Так например, по информации РБК Новости, в 2021 год начнётся строительство зернового терминала объемом 136 тысяч тонн, а также была достигнута договоренность с министерством сельского хозяйства самого крупного региона в Иране — Хорасан, о поставках кормовой кукурузы из Северной Осетии.
Для оценки данной новости необходимо провести сравнительный анализ объемов производства зерновых культур: Исламская Республика Иран производит ежегодно более 22 миллионов тонн зерновых культур. При заявленном объеме потенциального зернохранилища в Моздоке оно составляет 0,6% от общего производства ИРИ. Теперь ещё немного статистики: Северная Осетия не входит и в первые 30 регионов России по производству зерна, по информации Росстата. На первых строчках держатся Краснодарский край, Ростовская и Ставропольская области.
Исходя из статистических данных и их анализа, мы приходим к выводу того, что инвестиции Ирана в агропромышленную инфраструктуру Северной Осетии не являются экономически рентабельными, а следует что они носят снова характер публичной дипломатии, то есть «Мягкой силы».
Потому возникает новый вопрос, почему внимание шиитской политии так сконцентрировано субъекте Российской Федерации? Ответ кроется в тенденциях которую задают Тюркские страны начиная с 2009 года, с момента создания организации «Тюрксой». Иран также заинтересовался в создании собственных этнолингвистических союзов. Проблема Ирана заключается в том, что страны, которые могут вступить с ним в союз по этому принципу, сами не находятся в стабильном экономическом, социальном или политическом аспектах. К таким странам относятся Таджикистан, Афганистан и прочие народы, не имеющие собственной государственности.
Проблема Северной Осетии заключается в том, что что всего 10% осетин мусульмане, так они ещё и суннитского толка. Подобная этно-демографическая и религиозная структура создаёт определенные сложности в процессах политической интеграции на фоне этнолингвистической близости.
Итог анализа вышесказанного является следующим: Причины увеличения присутствия иранского капитала и «мягкой силы» в регионе является попытка укрепить свои логистические возможности и параллельно диверсифицировать их от возможного давления стран тюрского союза.
