В современных конфликтах всё чаще прослеживается смещение фокуса с ресурсных и территориальных причин к вопросам идентичности. Религия, этничность и другие формы социальной принадлежности всё чаще используются не как исходные причины противостояний, а как инструменты для их политизации, углубления и манипулятивного использования.

Особенно заметно это проявилось в пост-9/11 эпоху, когда ислам стал восприниматься через призму угрозы, а борьба с насильственным экстремизмом — ассоциироваться преимущественно с мусульманскими сообществами. При этом феномен радикализации в различных формах существует задолго до этих событий и выходит далеко за рамки религиозных категорий. Это может прослеживаться косвенно в конфликте в Сирии, Ливане и охватывать весь Ближний Восток. 

Мартин Миллер, президент Международного центра по вопросам религии и дипломатии, поделилась своими размышлениями о природе современных конфликтов, роли идентичности и религии, а также глобальных последствиях событий 9/11.

 «На протяжении примерно 25 лет я работаю в зонах конфликтов. В начале мы в основном фокусировались на конфликтах, связанных с распределением ресурсов. Однако со временем мы начали всё больше замечать, как в этих пространствах начинают проявляться проблемы идентичности. Религия часто становилась инструментом, используемым в этом контексте. Особенно ярко это проявилось после событий 11 сентября. С тех пор глобальное восприятие ислама стало стремительно ухудшаться.»

Она отметила, что ее работа сегодня заключается в том, чтобы выстраивать межконфессиональные диалоги, вовлекать сообщества в партнёрство, чтобы противодействовать этим негативным последствиям, которые возникли после 9/11, но ощущаются до сих пор.

По ее мнению, события такого масштаба часто порождают идею «другого» — образ врага, который становится символом всех проблем: «И хотя это ощущение может казаться спонтанным, на самом деле оно формировалось искусственно и постепенно. Потому что, когда людям тяжело — будь то экономически или социально — им хочется найти виноватого. И всегда найдётся кто-то, на кого можно переложить ответственность.»

В США, как Миллер привела пример, если люди страдают от экономических трудностей, находится объяснение и причина – миграция. Тоже самое с религией. «Так создаются идентичностные конфликты. Но я бы не сказала, что религия, этничность или гендер сами по себе являются источниками конфликтов. Их просто используют, чтобы усилить и углубить уже существующие напряжения.»,- сказала она.

Она заявила, что даже в буддийских сообществах, таких как в Мьянме, мы наблюдаем рост исламофобии. «Но это не потому, что мусульмане что-то сделали. Это потому, что легче всего найти "козла отпущения", чтобы отвлечь внимание от более глубоких конфликтов — таких, как несправедливое распределение ресурсов. Это своего рода стратегия — направить гнев и фрустрацию общества в сторону какой-то группы, чтобы скрыть более серьёзные и сложные причины происходящего», - пояснила Миллер. 

По ее словам, после 9/11 весь акцент сместился на предотвращение и борьбу с насильственным экстремизмом. И основной мишенью этих усилий стали мусульмане и исламские сообщества. Предполагалось, что именно среди них будут зарождаться радикальные настроения.

«Но насильственный экстремизм существовал задолго до 9/11. Возьмём, к примеру, Северную Ирландию — это был случай экстремизма, но не мусульманского. Или массовые расстрелы в школах в США — это тоже форма терроризма. И они совершаются не мусульманами. 9/11 просто обозначил одну конкретную группу — при этом совершенно неоднородную — как якобы основную угрозу. Это стало основой долгосрочной стратегии по борьбе с экстремизмом, нацеленной исключительно на мусульман.

И со временем эта риторика стала проникать глубже в общественное сознание, усугубляя дискриминацию и предвзятость.Улучшилась ли ситуация с тех пор? Я не могу с уверенностью сказать, стало ли лучше или хуже. Всё зависит от контекста — от того, где и когда мы смотрим. Идентичность используется как инструмент — тогда, когда это политически или стратегически выгодно»,- заявила Миллер.

Она отметила, что сегодня мы живём в условиях серьёзного глобального политического раскола. Геополитика влияет на восприятие идентичности повсюду, и именно она сегодня является, возможно, самой большой угрозой.

«Да, я жила в Афганистане много лет — в самые трудные периоды. Афганистан — страна с долгой историей конфликта. Очень сложно выйти из такого замкнутого круга. То же самое можно сказать и о Мьянме. В этих странах экономика во многом строится на самом конфликте, что только закрепляет его. Тем не менее, несмотря на все трудности, гражданское общество продолжает невероятную работу. Они делают всё возможное, несмотря на ограничения.Что вызывает у меня особую тревогу — это влияние геополитики на эти страны.Особенно в эпоху социальных сетей — информация распространяется мгновенно. Например, фотографии, сделанные в Восточном Конго, часто используются вне контекста и показываются в Мьянме. Или недавние снимки, представленные в Южной Африке, на самом деле были сделаны в Конго. Причём нередко это делают сами правительства»,- рассказала она и призналась, что в предыдущих администрациях в США существовала целая стратегия по международной религиозной свободе. Это были попытки рассматривать религиозную свободу в более широком, универсальном контексте.

Сейчас же Миллер признается, что многое зависит от политических интересов. Например, в иммиграционной политике сегодня упор делается не только на ислам, но и на миграцию из Латинской Америки. Это стало удобным способом мобилизовать поддержку: достаточно вызвать тревогу в обществе — и политические очки заработаны.

«Сегодняшняя риторика включает как антимусульманские, так и антисемитские настроения. Всё это снова используется в политических целях. Но складывается впечатление, что у нынешней администрации нет чёткой стратегии, как с этим справляться.Сейчас, например, мы ведём активную работу с религиозными и традиционными лидерами в Сирии. Наша цель — создать некий социальный контракт, который мог бы объединить сообщество. С учётом последних событий это особенно важно. Многие думают, что Сирия станет «вторым Ираком». Я надеюсь, что нет»,- сказала Миллер.

Эксперт заявила, что в Ираке всё развивалось иначе — это была международная военная операция, в которую активно вмешивались внешние силы. В Сирии такого не было.
«И именно потому, что Сирия не стала ареной полномасштабной международной интервенции, я надеюсь, что это может сыграть положительную роль. Возможно, у сирийского общества будет шанс восстановиться и двигаться вперёд. Каждый раз, когда есть внешняя военная интервенция — последствия крайне тяжёлые», - подытожила она.