Интервью с Джеймсом Шерром, обладателем ордена Британской империи (OBE), почётным стипендиатом Международного центра обороны и безопасности (Таллин, Эстония) и ассоциированным стипендиатом программы по России и Евразии в Chatham House (Лондон)

-Какую роль, по вашему мнению, играет Азербайджан в перестройке архитектуры безопасности Евразии после 2022 года? Можно ли говорить о потенциальном формировании нейтрального блока между Россией и Западом и какую роль в этом играет Баку?

- Сейчас Азербайджану приходится учитывать новые возможности и ограничения, возникающие вследствие драматических геополитических сдвигов этого десятилетия.
Одним из ключевых факторов регионального характера является исход последних карабахских конфликтов. Они завершились политическим распадом того, что Армения называет «Арцахом» и решительным поражением Армении.

Второй, куда более широкий фактор — продолжающееся геополитическое и геоэкономическое влияние войны России в Украине, которое затрагивает не только Южный Кавказ, но и имеет глобальное значение. Трудно переоценить, насколько глубоко война в Украине изменила стратегические приоритеты России — и, соответственно, её способность проецировать силу в других регионах. Эта переориентация влияет на каждого участника на Южном Кавказе, включая Азербайджан. Если война завершится благоприятно для России — или, напротив, Россия потерпит решительное поражение — это приведёт к значительным последствиям по всему региону. В более широкой и меняющейся обстановке динамика, сложившаяся до 2020–2022 годов, не служит надежной основой для прогнозов.

То, чего я не вижу, — это реальной основы для формирования формального «нейтрального блока» в Евразии. Есть нейтральные и не вступающие в альянсы государства, такие как Азербайджан, которые маневрируют между возникающими возможностями и ограничениями, оставаясь при этом ориентированными на национальные интересы и государственность. Разумеется, есть и формально связанные государства — члены ОДКБ, но и они в значительной мере преследуют национальные интересы и действуют весьма прагматично.

Третий фактор — возвращение Дональда Трампа, который проводит более агрессивный вариант целей, обозначенных в его первый президентский срок.
Первая из этих целей — безусловное господство в Северной Америке, от Гренландии и арктических вод Канады до Панамского перешейка. Безопасность южной границы США стоит выше всего остального. Вторая приоритетная задача — «нормализация» отношений с Россией, а точнее установление новых бизнес-ориентированных партнёрств. С этой точки зрения война на Украине рассматривается как пагубное отвлечение. Однако Трамп не знает, как её закончить, и не способен понять, почему победа России над Украиной для Путина важнее, чем преобразование отношений с США. Третья — перераспределение военной мощи США из НАТО в регион Дальнего Востока и переориентация отношений с Европой. Как и Путин, Трамп не считает Европу «серьёзной силой». Вместо этого он воспринимает её как торговый блок и, соответственно, как противника. Идеологическая уверенность нынешней администрации сочетается лишь с её незнанием. Некоторые ключевые фигуры в ней даже не знают, где находится Южный Кавказ. Азербайджан для них просто вне поля зрения.

-Азербайджан проявляет значительную гибкость во внешней политике, поддерживая сотрудничество с Европейским союзом, Турцией, Израилем, Россией и Ираном. Может ли такой многовекторный подход обеспечить долгосрочную устойчивость в условиях растущего противостояния между мировыми центрами силы?

-Нет, поскольку основная реальность — глобальная нестабильность, и в таких условиях, особенно в регионе, как Южный Кавказ, имеющем стратегическое значение для как минимум двух ключевых игроков — России и Турции, — говорить о долгосрочной стабильности было бы рискованно.

Любая существующая стабильность, по сути, временная. Если Азербайджан стремится превратить эту временную стабильность во что-то более устойчивое, это потребует повышенной бдительности, готовности к изменениям, адаптации и упорного труда.

Гарантий нет. Азербайджан оказался в очень сложной и непростой геополитической ситуации. К счастью — независимо от оценок нынешней власти — руководство страны, на мой взгляд, подходит к этим вызовам с реализмом и прагматизмом. Они хорошо понимают, что необходимо чётко определить национальные интересы и возможности для самостоятельных действий в рамках более широкой картины, сформированной крупными державами.

-Как вы оцениваете текущую стратегическую ситуацию на Южном Кавказе после фактического изменения статус-кво в Карабахе?

 - Южный Кавказ никогда не был центром стабильности и вряд ли станет им в обозримом будущем. Конечно, существуют как позитивные, так и негативные тенденции. Например, отношения между Грузией и Азербайджаном в целом позитивные. Стратегический альянс между Турцией и Азербайджаном имеет фундаментальное значение. Он обеспечивает защиту Азербайджану и должен учитываться другими участниками. Отношения между Азербайджаном и Казахстаном добавляют центральноазиатское измерение и сами по себе являются фактором стабильности.

Один из уроков войны в Карабахе 2020 года заключается в том, что Турция и Азербайджан продемонстрировали возможность вести и выигрывать войну на Южном Кавказе — регионе, традиционно считающемся частью сферы влияния России — без участия или одобрения России.

Это существенное изменение, но оно может оказаться временным. Этот сдвиг сам по себе не создает основы для долгосрочной стабильности. Важна взаимосвязь внутренних и внешних факторов.

В Грузии сейчас наблюдается политический кризис, и его исход будет иметь геополитические последствия. Азербайджан, в свою очередь, с 1993 года пользуется высокой степенью внутренней стабильности,  и она должна поддерживаться и впредь. Кроме того, хотя российский фактор на данный момент отошел на второй план, остаются актуальными две российские аксиомы: «Кто хочет контролировать Северный Кавказ, должен контролировать и Южный Кавказ» и «Армения может жить с Россией или не жить вовсе». Понятия постоянной стабильности не существует, особенно в вашем регионе. Война между Ираном, Израилем и США нарушит все существующие расчеты.

-Каковы реалистичные сценарии участия НАТО или Европейского Союза (ЕС) в вопросах безопасности на Южном Кавказе без нарушения регионального баланса?

-В совокупности война России против Грузии в 2008 году и последние Карабахские войны 2020 и 2023 годов фактически исключили Запад из региональной повестки. Единственное исключение — и это серьёзное исключение — касается поставок энергии и транспортных маршрутов. Даже с этим учётом роль Запада сегодня значительно уменьшилась. НАТО заметно отсутствует. (4 июня, после 23 лет партнёрства, Грузия объявила о закрытии своих информационных офисов НАТО и ЕС). Последний остаток формального влияния ЕС в регионе — Минская группа ОБСЕ — фактически прекратила деятельность. Хотя Турцию можно считать важной частью Запада, на Южном Кавказе она действует не как представитель Запада, а как самостоятельный региональный игрок.

Ошибочно предполагать, что из-за мощи ЕС, НАТО или США они стремятся расширить своё влияние. Они не ищут конфронтации. У них и так достаточно проблем в Украине, не говоря уже о российской асимметричной (так называемой «гибридной») войне в Европе.

Тем не менее, вызванные войной России и Украины проблемы выходят за пределы Европы. Эта война и связанный с ней санкционный режим вызвали у Запада острый интерес к обходным торговым маршрутам в Евразии. Одним из прямых следствий стала растущая привлекательность и реализуемость так называемого Среднего коридора — обходящего Северный коридор и Суэцкий канал. Однако сложности и противоречия этому добавляет фактор Трампа: если считать Китай «главным противником», а Россию — потенциальным партнёром, то Средний коридор теряет инвестиционную привлекательность.

Таким образом, на мой взгляд, война России и Украины возвращает Южный Кавказ в фокус внимания Запада, несмотря на его нежелание.  Азербайджан традиционно умеет лавировать, стараясь не нарушать западные санкции и при этом сохранять конструктивные отношения с Россией. Однако в текущих условиях это становится всё более сложной задачей, требующей повышенной гибкости и внимания.

Таким образом, роль Запада уже не является неизменной. Если ранее была возможность вести чётко сбалансированную многовекторную политику между Западом и Россией, то сейчас это становится всё более проблематичным.

— Как вы считаете, может ли Организация тюркских государств (ОТГ) стать альтернативным региональным механизмом в условиях фрагментации глобальных альянсов? Учитывая укрепление связей между Анкарой и Баку, может ли это привести к созданию собственной системы коллективной безопасности?

— Я думаю, что такой вывод будет выходить за рамки реалистичного. Все страны региона — включая государства Центральной Азии — действительно стремятся к большей самостоятельности. Этот тренд во многом вызван последствиями войны России и Украины, а также всё более негативным международным и региональным восприятием тесных связей с Россией. Но есть и другие причины.

В частности, Казахстан, который поддерживает крепкие отношения с Азербайджаном, служит примером этого изменения. В результате тюркские страны Центральной Азии — а в целом все государства Центральной Азии — исследуют и расширяют свои возможности для более независимых действий. Однако важно подчеркнуть, что эти процессы пока что в основном обусловлены национальными интересами, а не коллективными. Например, уровень взаимодействия между Москвой и отдельными центральноазиатскими столицами превышает уровень координации между самими национальными столицами. И нельзя не учитывать, пожалуй, самого значимого внешнего игрока в регионе — Китай.

С 2019 года товарооборот между Центральной Азией и Китаем превысил торговлю с Россией и теперь примерно вдвое больше. Более того, Китай постепенно укрепляет своё присутствие на Южном Кавказе. Что касается «Срединного коридора», Китай не просто участвует в нем — он является ключевым элементом его реализации.

Во многом Китай остаётся незаменимым партнёром России в противостоянии с Западом. Но Китай не собирается подчиняться России. Он действует в соответствии со своими национальными интересами. Южный Кавказ — это регион, где интересы Китая чаще расходятся с интересами России, чем совпадают. Китай заинтересован в развитии глобальных торговых путей — особенно тех, что связывают его с Западом — которые не зависят от российской инфраструктуры. И он не станет ждать согласования с Россией.

Фактически, «партнёрство без ограничений» между Китаем и Россией направлено на избегание любой формы зависимости. В Южном Кавказе интересы Китая расширяются целенаправленно, стабильно и, пока что, предсказуемо. С усилением этого фактора страны региона — включая Азербайджан — будут вынуждены корректировать свои внешнеполитические стратегии.

Считаю, что внешнеполитическая и силовая элита Азербайджана должна будет развивать новые компетенции и накапливать опыт. Фактор Китая станет более значимым, возможно, более требовательным и со временем даже обременительным. Ранее для Азербайджана было два ключевых внешних игрока, чьи интересы страна внимательно учитывала и не стремилась нарушать — Турция и Россия. Теперь Китай всё больше входит в этот круг, а роль России, вероятно, постепенно снижается.

— Считаете ли вы, что влияние России на Южном Кавказе необратимо слабеет, или же Москва адаптируется к новым реалиям с помощью гибридных инструментов?

— В преддверии расширения войны в Украине Россия сознательно решила пересмотреть свою позицию по безопасности на Южном Кавказе. Это включало частичный отход и готовность принять утрату ведущей роли в тех регионах, где она ранее доминировала. Особенно ярко это проявилось во время войны в Карабахе в ноябре 2020 года и последующих военных операций в 2023 году.

Тем не менее, несмотря на этот отход, Россия умело управляла ситуацией, обеспечив соглашение с Азербайджаном — и, возможно, что еще важнее, с Турцией — которое отвечало и даже укрепляло некоторые из её ключевых интересов. Как я уже упоминал, в вопросах безопасности и «миротворчества» Россия фактически исключила Запад из игры.

На мой взгляд, это не свидетельствует о необратимом ослаблении. Скорее, это может быть временной корректировкой, а не переходом к долгосрочному упадку — особенно если Россия одержит победу в войне в Украине. В таком случае Москва, без сомнения, будет стремиться восстановить свой статус доминирующей силы на Южном Кавказе. Это не произойдет мгновенно, но в таком сценарии стоит ожидать, что Россия будет действовать с большей уверенностью, чем сейчас. Поэтому судьба России должна оставаться постоянным объектом внимания в Азербайджане.

Как я уже говорил, мы живем в мире, который становится всё более непредсказуемым, нестабильным и опасным. Гарантий «постоянной стабильности» нет нигде. Это представляет собой серьёзный вызов — для нынешних и будущих элит Азербайджана, ответственной за внешнюю политику, безопасность и оборону. Навыки и опыт, которые сегодня позволяют ориентироваться в сложной геополитической обстановке, могут оказаться недостаточными в будущем. Адаптация будет необходима, что будет определить судьбу региона.