Маршрут «Север–Юг» в нынешних условиях не имеет перспектив без открытия Зангезурского коридора

На вопросы STEM отвечает Серги Капанадзе — грузинский политолог, дипломат и академик, основатель и председатель аналитического центра GRASS (Georgia’s Reforms Associates), бывший заместитель министра иностранных дел Грузии (2011–2012), депутат парламента Грузии (2016–2020), а также профессор международных отношений и европейских исследований в Иллиномском государственном университете и Тбилисском государственном университете.

- Господин Капанадзе, каковы, по вашему мнению, ключевые последствия парламентских выборов 2024 года в Грузии для политической системы страны и её внешнеполитического курса?

- После парламентских выборов 2024 года политический ландшафт Грузии претерпел значительные изменения, приведя к дальнейшей консолидации власти в руках правящей партии «Грузинская мечта». Несмотря на формальное укрепление позиций власти, эти выборы также привели к своеобразной «делегитимации» её политического курса.

 Формальным бенефициаром выборов стала партия «Грузинская мечта», однако в стратегическом плане наиболее выигравшей стороной оказалась Россия. После ноябрьских выборов правящая партия открыто встала на пророссийский курс. Ключевым поворотным моментом стал отказ от переговоров с Евросоюзом и, фактически, от европейского вектора развития. Это стало шагом в сторону сближения с Кремлём.

Оппозиция при этом остаётся фрагментированной и уязвимой, ограниченной в доступе к финансовым и организационным ресурсам. Несмотря на существование независимых СМИ, они испытывают серьёзное давление. Термин «грузинская Америка» я использую как саркастическое обозначение того, как власть выстраивает внутреннюю систему подавления инакомыслия под прикрытием демократической риторики.

В целом, результаты парламентских выборов были использованы «Грузинской мечтой» для легализации и институционализации политического курса, выгодного Кремлю. Это стало не просто внутренней трансформацией, а частью более широкой стратегии геополитической переориентации, в которой интересы России начали доминировать над национальными интересами Грузии и её демократическими устремлениями.

-Каковы ключевые изменения в балансе сил на Южном Кавказе после 2020 года, и какие внешние акторы сегодня играют решающую роль в формировании нового многополярного порядка в регионе?

-Баланс сил на Южном Кавказе с 2020 года, особенно после начала российского вторжения в Украину в 2022 году, стал заметно более многополярным. Регион утратил прежнюю структуру доминирования одной державы, и теперь влияние распределяется между несколькими ключевыми акторами, каждый из которых продвигает свои интересы через военные, политические, экономические и идеологические механизмы.

Россия, несмотря на своё историческое доминирование, начала терять позиции — особенно в Армении и Азербайджане. При этом ситуация в Грузии отличается, поскольку именно здесь влияние России, наоборот, усилилось. Но в целом по региону — Москва отступает. Потеря доверия к России со стороны армянского руководства, а также диверсификация внешней политики Азербайджана ослабили рычаги Кремля.

Турция вышла на первый план, особенно благодаря стратегическому союзу с Азербайджаном и успешной поддержке Баку в контексте реинтеграции Карабаха. Этот альянс стал мощной опорой для Анкары, позволив ей превратиться в одного из ключевых геополитических игроков региона. Турция демонстрирует активность не только на дипломатическом и военном уровнях, но также в сфере инфраструктуры, энергетики и логистики.

Иран, в свою очередь, старается сдерживать рост турецко-азербайджанского влияния, особенно вблизи своих северных границ. Однако его возможности в этом контексте ограничены — как в силу внутренних проблем, так и в результате давления со стороны Израиля и США. Иран сохраняет риторику жёсткой защиты своих интересов, но его реальное влияние в регионе остаётся ограниченным.

Что касается Соединённых Штатов, их активизация в регионе могла бы сыграть стабилизирующую и позитивную роль. США пока играют сдержанную, но потенциально важную роль, и при более решительной вовлечённости Вашингтона можно ожидать усиления демократических трендов авторитарных моделей.

Китай действует незаметно, но всё активнее, проникая в регион через инфраструктурные инициативы, инвестиции, логистику и кредитные программы. Его влияние пока не носит остро политический характер, но растёт в сфере экономики и транспорта. Китайские проекты особенно заметны в контексте новых транскаспийских маршрутов и «Нового шёлкового пути».

Запад, особенно Европейский союз, не смог эффективно противостоять авторитарному развороту в Грузии. Несмотря на предоставление стране статуса кандидата в члены ЕС, Брюссель не добился структурных изменений в политике Тбилиси. Это стало серьёзным упущением — как для Грузии, так и для самого ЕС.

Сегодня Южный Кавказ остаётся ареной пересекающихся интересов, где ни одна держава не обладает гегемонией, и конкуренция между внешними игроками продолжается. Однако при этом есть реальный шанс вытеснить Россию из региона или существенно ограничить её влияние. И чем активнее будут действовать Турция, Азербайджан и Запад, тем выше вероятность стабильности и устойчивого развития на Южном Кавказе.

-Почему правящая партия «Грузинская мечта» отвернулась от Запада, в частности от Соединённых Штатов, и как это влияет на стратегическое положение Грузии в регионе и её внешнеполитические ориентиры?

-В сегодняшней политике правящая партия «Грузинская мечта» сознательно дистанцируется от Соединённых Штатов, которые ещё недавно считались стратегическим союзником Тбилиси. Сейчас США представляются этой властью как угроза суверенитету и традиционным ценностям страны.

У власти были определённые надежды на приход Дональда Трампа, однако ни от одной из партий США — ни от республиканцев, ни от демократов — не последовало шагов, соответствующих ожиданиям «Грузинской мечты». Интерес Вашингтона к региону есть, но он, по сути, не имеет значения для нынешней грузинской власти.

Символом ухудшения отношений стал тот факт, что администрация Байдена в прошлом году приостановила действие так называемой Стратегической хартии с 2009 года, которая была основой официального стратегического партнёрства между двумя странами. Несмотря на это, официальное сотрудничество в отдельных областях, например, военные учения, продолжается, хотя в целом направление развития этих отношений для Грузии негативное.

В Конгрессе США в настоящее время обсуждается законопроект, который, вероятно, будет принят до конца года. Документ предусматривает введение санкций против представителей действующего режима в Тбилиси. Это станет серьёзным ударом по «Грузинской мечте» и ещё больше осложнит отношения с Вашингтоном.

Нынешняя власть в Грузии больше не делает ставки на Запад — ни на США, ни на Евросоюз. Сейчас власти делают ставку на Восток — на Москву, Китай и другие государства вне евроатлантической орбиты. Даже в контексте обсуждения Среднего коридора имя Грузии не звучит так часто как раньше. Например, премьер-министр Эстонии Кая Каллас в своём выступлении упоминала Азербайджан, но проигнорировала Тбилиси. Это тревожный сигнал, поскольку Грузия теряет свою стратегическую роль в регионе — как в транзите энергоносителей, так и в качестве важного транспортного узла Южного Кавказа.

-Каковы главные причины кризиса в отношениях между Грузией и Европейским союзом, и какие перспективы для региона открываются на фоне возможного урегулирования конфликта между Арменией и Азербайджаном?

-Сегодня отношения между Европейским союзом и Грузией переживают самый глубокий кризис за последние три десятилетия. Ключевой причиной стал откровенно антиевропейский политический курс правящей партии «Грузинская мечта». Закон об иноагентах, системный подрыв независимости судебной власти, давление на НПО и враждебная риторика в адрес ЕС — всё это не просто испортило отношения, но разрушило фундамент политического доверия между Брюсселем и Тбилиси.

ЕС в 2023 году предложил Грузии статус кандидата в члены союза авансом, рассчитывая, что это станет стимулом к проведению демократических реформ. Однако ожидания не оправдались: «Грузинская мечта» использовала статус как ширму, не предприняв ни одного значимого шага по реформированию системы. 

На фоне стагнации евроинтеграционного курса Грузии, ситуация в остальной части Южного Кавказа, напротив, даёт повод для осторожного оптимизма. Я выражаю надежду, что соглашение между Арменией и Азербайджаном может быть достигнуто до конца года. Этот шаг способен стать не просто мирным урегулированием давнего конфликта, но и фундаментом для экономического подъёма всего региона.

Если стороны перейдут от враждебности к прагматичному сотрудничеству, транзитные коридоры и инфраструктурные проекты могут превратиться в реальные драйверы развития. Это, в свою очередь, снизит зависимость региона от Москвы и ослабит дестабилизирующее влияние России, которая традиционно подпитывала конфликты. Решение армяно-азербайджанского спора может стать точкой старта для создания новой геополитической реальности, благоприятной не только для Южного Кавказа, но и для широкой зоны от Черного моря до Ближнего Востока.

-Как вы оцениваете влияние Китая в Грузии сегодня?

-Китай сегодня стремится к устойчивому, но не демонстративному присутствию в Грузии. Пекин действует осмотрительно, его влияние растёт не через резкие дипломатические шаги, а преимущественно через механизмы экономической зависимости. Это характерно для китайской внешнеполитической модели — особенно в странах с ослабленной демократией и ограниченным доступом к западной поддержке.

Мы видим, что Китай внимательно следит за происходящим в регионе. Если дальнейший откат демократии в Грузии приведёт к снижению вовлечённости Запада, Пекин будет готов заполнить этот вакуум. Сейчас Китай заявляет об инвестициях в логистику, портовую инфраструктуру, телекоммуникации и другие сферы. Однако на практике таких проектов в Грузии пока практически не видно — они остаются на уровне анонсов.

Тем не менее, потенциальные риски уже очевидны. Китай предлагает кредиты на условиях, выгодных преимущественно ему самому. Эти инструменты, лишённые требований о реформах и соблюдении демократических стандартов, делают Пекин удобным партнёром для авторитарно ориентированных элит, в том числе и грузинских. В отличие от Запада, Китай не требует политических изменений, и именно это делает его привлекательным для нынешней власти.

Мы наблюдаем активное развитие контактов «Грузинской мечты» с Коммунистической партией Китая. Недавно состоялся визит делегации правящей партии в Пекин, а подобные визиты уже не впервые. Всё это свидетельствует о том, что в глазах «Грузинской мечты» Китай воспринимается как альтернатива Западу — как политическая, так и экономическая.

Особое внимание стоит уделить подписанному около двух лет назад Протоколу стратегического партнёрства между Грузией и КНР. Подготовка этого документа велась скрытно: о нём знали лишь в партии, при этом Министерство иностранных дел Грузии не было осведомлено. Это лишний раз подтверждает, что взаимодействие с Китаем инициируется и контролируется на партийном, а не государственном уровне.

Политически Китай сегодня воздерживается от прямого вмешательства. Он не делает резких заявлений и не использует жёсткую риторику. Однако эта «экономическая тишина» играет на руку правящей элите, позволяя ей укреплять внешние связи без угрозы вмешательства во внутреннюю политику.

Это классическая стратегия  «мягкой экспансии»: сначала — устойчивые экономические связи, затем — перерастание в политическую лояльность. В условиях отсутствия других внешнеполитических альтернатив такая зависимость занимает пустующее пространство. Поэтому в долгосрочной перспективе Грузия рискует оказаться в китайской орбите. Причём без каких-либо формальных обязательств со стороны Пекина — даже в таких чувствительных вопросах, как поддержка территориальной целостности страны.

-Как вы оцениваете текущие риски и динамику региональной безопасности в Южном Кавказе в контексте растущей взаимосвязи с Ближним Востоком и снижением влияния России?

-Я не считаю, что Южный Кавказ окажется втянутым в масштабный региональный конфликт, несмотря на обострение напряжённости на Ближнем Востоке, особенно вокруг Ирана. Тем не менее, регион уже давно не изолирован от процессов, происходящих на Ближнем Востоке. Конфликты между Ираном и Израилем напрямую влияют на безопасность Кавказа, а вмешательства таких игроков, как Турция и США, охватывают обе географические зоны — Южный Кавказ и Ближний Восток.

Хотя риски, связанные с конфессиональными расколами, конкуренцией за логистические коридоры и миграционными потоками, существуют, пока нет признаков масштабной войны, которая бы затронула оба региона. Наоборот, Южный Кавказ и Ближний Восток всё больше формируются как единый региональный комплекс безопасности — понятие, разработанное Барри Бузеном и Оле Вивером. Это создаёт новые рамки для оценки рисков и формирования союзов.

Что касается Грузии, её главная уязвимость — внутренняя политическая нестабильность и слабая интеграция этнических меньшинств. Эти факторы могут быть использованы внешними игроками, особенно Россией, которая традиционно эксплуатирует внутренние этноконфессиональные линии разлома в соседних странах.

Исходя из этого, внешнеполитическая стратегия Грузии должна быть крайне осторожной и сосредоточенной на укреплении внутренней устойчивости. Важны сбалансированные и тесные отношения с ключевыми региональными партнёрами — Азербайджаном, Турцией и Арменией. Такие связи были исторически и продолжают оставаться основой стабильности.

В целом регион может стать более стабильным благодаря ослаблению российского влияния. Дистанцирование Армении от Москвы, ухудшение отношений между Баку и Кремлём, а также делегитимация пророссийских сил в Грузии свидетельствуют о постепенном выдавливании России из Южного Кавказа.

В Грузии пророссийская линия, проводимая «Грузинской мечтой», не находит поддержки в обществе. Чем больше власть ориентируется на Россию, тем сильнее радикализируется гражданское общество. Такая политическая асимметрия делает модель сотрудничества с Россией неустойчивой, и я не верю, что Москва сможет сохранить своё долгосрочное влияние через зависимые правительства.

Также отмечу стремление Азербайджана к стратегической автономии и лидерству в регионе, что стало одной из причин обострения отношений с Москвой. Таким образом, общий тренд — снижение зависимости стран Южного Кавказа от России — способствует укреплению региональной стабильности.

- Каковы реальные перспективы участия Грузии в транспортном проекте «Север–Юг» и что стоит за инициативами Москвы в этом направлении?

-Россия недавно заявила о намерении включить Грузию в проект «Север–Юг», что можно рассматривать как попытку усилить своё влияние в регионе, политически и инфраструктурно привязав Тбилиси к себе. Однако, на практике, реализация этого проекта с участием Грузии сталкивается с серьёзными препятствиями.

Во-первых, маршрут «Север–Юг» в нынешних условиях не имеет перспектив без открытия Зангезурского коридора, который соединит Иран, Нахчыван, Азербайджан и далее Россию через Дагестан. Без этого важного участка «Север–Юг» не сможет функционировать полноценно.

Если говорить о Грузии, то её подключение к этому коридору потребовало бы создания дополнительной инфраструктуры через Армению. Но даже в этом случае остаются нерешёнными вопросы с оккупированными территориями и транспортными ограничениями. Сейчас единственный рабочий путь из Армении в Россию — через перевал Ларс, который уже перегружен.

Альтернативные маршруты через Южную Осетию или Абхазию практически не рассматриваются в политическом контексте. Поэтому в ближайшее время эти варианты неактуальны.

Грузия могла бы быть заинтересована в проекте «Север–Юг» при условии, что он не будет конфликтовать с уже реализуемыми транспортными коридорами Восток–Запад, в которых страна активно участвует.

На сегодняшний день никаких реальных шагов по интеграции Грузии в «Север–Юг» не предпринимается. Все заявления России по этому поводу, скорее, носят теоретический характер и не имеют под собой ни политической, ни технической базы.

- Какую роль сегодня играют транзитные маршруты в экономическом развитии Южного Кавказа и как они связаны с геополитической борьбой в регионе?

-Транзитные маршруты сегодня являются ключевыми факторами экономического развития всего региона Южного Кавказа. Однако вместе с тем эти крупные геополитические транспортные коридоры часто превращаются в поле скрытой геополитической борьбы.

Особенно важны сегодня проекты, которые поддерживают Запад и Турция, такие как Средний коридор. Эти инициативы абсолютно не в интересах России, так как ослабляют её влияние в регионе и снижают её монополию на транзитные маршруты. Тем не менее, по моему мнению, эти проекты можно развивать так, чтобы исключить участие России, и сегодня это остаётся технически и политически возможным.

Кроме России, значительное сопротивление подобным инициативам оказывает и Иран. Иран стремится сохранить своё влияние на восточном направлении и блокирует проекты, которые могли бы ослабить его позиции. Таким образом, мы видим конкуренцию между различными экономическими и политическими потоками, соперничество интересов ведущих игроков в регионе.

Тем не менее, появление реальных экономических интересов у ведущих стран способно сделать ситуацию в регионе более стабильной. Например, сейчас ведутся активные дискуссии о возможности участия американских компаний и структур в открытии Зангезурского коридора. Это очень важный проект, который может стать выгодным для всех сторон, участвующих в процессе.

США традиционно выступают в роли стабильного экономического актора, особенно при нынешней администрации, и проявляют высокий интерес к открытию Зангезурского коридора. Аналогично, Азербайджан и лично президент Алиев заинтересованы в реализации этого проекта. Если маршрут будет открыт и его безопасность гарантируют США, Турция и Азербайджан, а также при условии, что Армения не будет возражать, это станет переломным моментом для экономического развития всего региона.

Я надеюсь, что соглашение по этому коридору может быть достигнуто уже к концу текущего года. Это, в свою очередь, приведёт к открытию других важных маршрутов и восстановлению экономических связей, в частности между Турцией и Арменией. Важно отметить, что на сегодняшний день открытыми остаются только отношения Грузии с Турцией, Арменией и Азербайджаном, и расширение многосторонних экономических связей окажет серьёзное позитивное влияние на рост региона.

Кроме того, с развитием экономики региона его стабильность будет расти, а влияние России и её рычаги воздействия существенно уменьшатся. Примером такой трансформации является Азербайджан, который после восстановления своей региональной целостности и демонстрации лидерства в Южном Кавказе фактически вытеснил Москву с ключевых позиций.

Таким образом, открытие новых транзитных маршрутов, включая Зангезурский коридор, способно значительно изменить баланс сил в пользу региональной стабильности и экономического прогресса, предоставляя Южному Кавказу шанс на устойчивое развитие и большую независимость от внешних дестабилизирующих факторов.

- Чем обусловлено обострение отношений между Азербайджаном и Россией, и как это связано с геополитическими устремлениями Баку?

-Обострение отношений между Азербайджаном и Россией вызвано не столько внешними провокациями, сколько внутренним стремлением Азербайджана к полной стратегической автономии и укреплению регионального лидерства. Это ключевой фактор, который стоит понимать, когда мы анализируем нынешнюю динамику между двумя странами.

Азербайджан, добившись победы в Карабахе, значительно укрепил свои позиции в регионе. Эта победа позволила Баку активнее продвигать собственные интересы и запускать различные важные транзитные проекты, включая Зангезурский коридор, который реализуется без учёта российского имперского влияния и желания контролировать регион. Это стремление к самостоятельности и региональному лидерству напрямую противоречит интересам Москвы, которая традиционно заинтересована в том, чтобы все государства региона сохраняли зависимость от России.

Россия, в ответ на подобное усиление Азербайджана, ощущает потерю своих важных рычагов давления и влияния в Южном Кавказе. Это вызывает раздражение и заставляет Кремль предпринимать попытки изменить ситуацию в свою пользу. Одним из инструментов таких попыток стала манипуляция армянским фактором и давление на армянское руководство, в частности на премьер-министра Николая Пашиняна.

Тем не менее, в этой игре Россия уже не является дирижёром происходящих процессов. Кремль сегодня — это скорее нервный и реактивный участник, который выражает своё недовольство через заявления, демарши и попытки давления, включая давление на азербайджанскую диаспору в России. Это признаки того, что Москва теряет контроль над ситуацией, и регион начинает двигаться в сторону большей самостоятельности.

Таким образом, нынешнее обострение отношений между Баку и Москвой следует рассматривать в более широком геополитическом контексте. Это не просто конфликт между двумя странами, а проявление более глубокой трансформации региона — перехода к большей стратегической автономии для стран Южного Кавказа и постепенного уменьшения влияния России.

Это важный и принципиальный сдвиг, который меняет баланс сил и перспективы безопасности в регионе. Азербайджан стремится закрепить своё лидерство и свободу от прежних внешних ограничений, а Россия, в свою очередь, пытается сохранить позиции, которые всё более ускользают из её рук. Именно это противостояние и лежит в основе нынешних напряжённых отношений между двумя странами.